Неточные совпадения
— Ну, хорошо, хорошо!… Да что ж ужин? А, вот и он, — проговорил он, увидав лакея с подносом. — Сюда, сюда ставь, — проговорил он сердито и тотчас же
взял водку, налил
рюмку и жадно выпил. — Выпей, хочешь? — обратился он к брату, тотчас же повеселев.
Он
взял со стола
рюмку, похожую на цветок, из которого высосаны краски, и, сжимая тонкий стебель ее между пальцами, сказал, вздохнув...
Погрозив пальцем, он торопливо налил и быстро выпил еще
рюмку,
взял кусок хлеба, понюхал его и снова положил на тарелку.
Выпив
рюмку, она быстро побежала в прихожую, а Телепнева,
взяв Самгина под руку, сказала ему не очень тихо...
Вы с морозу, вам хочется выпить
рюмку вина, бутылка и вино составляют одну ледяную глыбу: поставьте к огню — она лопнет, а в обыкновенной комнатной температуре не растает и в час; захочется напиться чаю — это короче всего, хотя хлеб тоже обращается в камень, но он отходит скорее всего; но вынимать одно что-нибудь, то есть чай — сахар, нельзя: на морозе нет средства разбирать, что
взять, надо тащить все: и вот опять возни на целый час — собирать все!
Он с умилением смотрел на каждого из нас, не различая, с кем уж он виделся, с кем нет, вздыхал, жалел, что уехал из России, просил
взять его с собой, а под конец обеда, выпив несколько
рюмок вина, совсем ослабел, плакал, говорил смесью разных языков, примешивая беспрестанно карашо, карашо.
Небось не
взял с собой?» Человек мой выносил ему в переднюю большую
рюмку сладкой водки, и священник, выпив ее и закусив паюсной икрой, смиренно уходил восвояси.
Изверг этот
взял стакан, налил его до невозможной полноты и вылил его себе внутрь, не переводя дыхания; этот образ вливания спиртов и вин только существует у русских и у поляков; я во всей Европе не видал людей, которые бы пили залпом стакан или умели хватить
рюмку.
Поп с поспешностию и с какой-то чрезвычайно сжатой молитвой хватил винную
рюмку сладкой водки,
взял крошечный верешок хлеба в рот, погрыз его и в ту же минуту выпил другую и потом уже тихо и продолжительно занялся ветчиной.
То есть заплачу за тебя; я уверен, что он прибавил это нарочно. Я позволил везти себя, но в ресторане решился платить за себя сам. Мы приехали. Князь
взял особую комнату и со вкусом и знанием дела выбрал два-три блюда. Блюда были дорогие, равно как и бутылка тонкого столового вина, которую он велел принести. Все это было не по моему карману. Я посмотрел на карту и велел принести себе полрябчика и
рюмку лафиту. Князь взбунтовался.
Майзель торжественно разостлал на траве макинтош и положил на нем свою громадную датскую собаку. Публика окружила место действия, а Сарматов для храбрости выпил
рюмку водки. Дамы со страху попрятались за спины мужчин, но это было совершенно напрасно: особенно страшного ничего не случилось. Как Сарматов ни тряс своей головой, собака не думала бежать, а только скалила свои вершковые зубы, когда он делал вид, что хочет
взять макинтош. Публика хохотала, и начались бесконечные шутки над трусившим Сарматовым.
— Изволь, — говорит, — любезный, изволь: я тебе это за твое угощение сделаю; сниму и на себя
возьму, — и с этим крикнул опять вина и две
рюмки.
— Да уж так покуда будет!.. Начнем хлопотать, — отвечал тот. — Посошок, однако, на дорожку позвольте
взять, — прибавил он, наливая и выпивая
рюмку водки.
— Как угодно-с! А мы с капитаном выпьем. Ваше высокоблагородие, адмиральский час давно пробил — не прикажете ли?.. Приимите! — говорил старик, наливая свою серебряную
рюмку и подавая ее капитану; но только что тот хотел
взять, он не дал ему и сам выпил. Капитан улыбнулся… Петр Михайлыч каждодневно делал с ним эту штуку.
— Даже безбедное существование вы вряд ли там найдете. Чтоб жить в Петербурге семейному человеку, надобно…
возьмем самый минимум, меньше чего я уже вообразить не могу… надо по крайней мере две тысячи рублей серебром, и то с величайшими лишениями, отказывая себе в какой-нибудь
рюмке вина за столом, не говоря уж об экипаже, о всяком развлечении; но все-таки помните — две тысячи, и будем теперь рассчитывать уж по цифрам: сколько вы получили за ваш первый и, надобно сказать, прекрасный роман?
И он спокойно и серьезно опрокинул
рюмку в горло, точно вылил содержание ее в лохань. Даже не поморщился, а только
взял с тарелки миниатюрный кусочек черного хлеба, обмакнул в солонку и пожевал.
Увар Иванович тихонько
взял с подноса
рюмку и долго, с усиленным вниманием глядел на нее, как будто не понимая хорошенько, что у него такое в руке.
Зашел я в трактир закусить,
взял кусок кулебяки и спросил
рюмку джина.
— Нет, братику, вор! — настаивал Карнаухов, напрасно стараясь попасть рукой в карман расстегнутого жилета, из которого болталась оборванная часовая цепочка. — Ну, да черт с ним, с твоим Синицыным… А мы лучше соборне отправимся куда-нибудь: я, Тишка, доктор, дьякон Органов… Вот пьет человек! Как в яму, так и льет
рюмку за
рюмкой! Ведь это, черт его
возьми, игра природы… Что ж это я вам вру! Позвольте отрекомендоваться прежде! Лука Карнаухов, хозяин Паньшинского прииска…
Взять тройку, подтянуться кушаком, подкрепиться тремя-четырьмя
рюмками очищенной, сесть в телегу, перекреститься — все это было делом одной минуты.
Долго хохотал о. Андроник, надрываясь всем своим существом, Асклипиодот вторил ему немного подобострастным хихиканьем, постоянно закрывая рот широкой корявой ладонью; этот смех прекратился только с появлением закуски и водки; о. Андроник выпил первую
рюмку, после всех осмелился выпить Асклипиодот; последний долго не мог поймать вилкой маринованный рыжик, даже вспотел от этой неудачи и кончил тем, что
взял увертливый рыжик с тарелки прямо рукой.
— Buon giornо, mon cher monsieur Arbousoffff! [Добрый день, мой дорогой господин Арбузов (ит., фр.).] — воскликнул нараспев акробат, сверкая белыми, прекрасными зубами и широко разводя руки, точно желая обнять Арбузова. — Я только чичас окончил мой repetition [Репетицию (фр.).]. Allons donc prendre quelque chose. Пойдем что-нибудь себе немножко
взять? Один
рюмок коньяк? О-о, только не сломай мне руку. Пойдем на буфет.
Он говорил высоким металлическим голосом, после двух
рюмок глаза его заблестели ещё ярче, а на щеках вспыхнули два красные пятна. Тихон Павлович дал ему кусок хлеба с какой-то рыбой, тот
взял его губами, сел на диван и, наклонив голову над столом, положил закуску на край стола и ел. Кусая, он далеко вытягивал нижнюю губу и удерживал ею пищу от падения на пол. Тихон Павлович смотрел на него, и ему было жалко этого изуродованного человека.
В комнате сразу стало шумно — пришедшие внесли с собою целую волну разнообразных звуков. Усатый человек с насмешливыми глазами оказался гармонистом; он сейчас же сел в угол дивана и поставил себе на колени большую гармонику с бесчисленным количеством клапанов и
взял какой-то чрезвычайно высокий н бойкий аккорд, после чего победоносно взглянул на Тихона Павловича и налил себе
рюмку водки.
Борис Андреич натянул на левую руку лайковую серую перчатку, предварительно подышав в нее; потом тою же рукою нервически налил себе четверть
рюмки водки и выпил; наконец
взял шляпу и вышел вместе с Петром Васильичем в переднюю.
Иван Павлыч бережно принес огромный лист, наклеенный на коленкор. Кудряшов
взял его, раздвинул около себя тарелки, бутылки и
рюмки и разложил чертеж на забрызганной красным вином скатерти.
Не обнес Патап Максимыч и шурина, сидевшего рядом с приставленным к нему Алексеем… Было время, когда и Микешка, спуская с забубенными друзьями по трактирам родительские денежки, знал толк в этом вине…
Взял он
рюмку дрожащей рукой, вспомнил прежние годы, и что-то ясное проблеснуло в тусклых глазах его… Хлебнул и сплюнул.
Пока граф изливал свой гнев, а Ольга утирала слезы, человек подал жареных куропаток. Граф положил гостье полкуропатки… Она отрицательно покачала головой, потом же как бы машинально
взяла вилку и нож и начала есть. За куропаткой следовала большая
рюмка вина, и скоро от слез не осталось никакого следа, кроме розовых пятен около глаз да редких глубоких вздохов.
Я
взял свою
рюмку, поглядел на нее и поставил…
Обедающие шумно поднялись и взялись за бокалы. Громкое «ура» пронеслось по всем комнатам. Дамы заулыбались и потянулись чокаться. Пустяков поднялся и
взял свою
рюмку в левую руку.
Однако подошел к закуске и, налив четыре
рюмки,
взял одну, другую подал Зиновью Алексеичу, примолвив...
Он
взял стоявшую перед ним
рюмку с водкой и взглянул в нее на свет.
— Черт
возьми, нужно выпить для примирения! Тут уже всем следует коньяку, иначе нельзя!.. Катерина Андреевна, позвольте вашу
рюмку.
Андрей Иванович опрокинул в рот
рюмку, с наслаждением крякнул и
взял кусок солонины.
На улице он уж был; к товарищам идти стыдно. Опять некстати припомнились ему две девочки-англичанки… Он прошелся из угла в угол по «общей» и вошел в комнату Августина Михайлыча. Тут сильно пахло эфирными маслами и глицериновым мылом. На столе, на окнах и даже на стульях стояло множество флаконов, стаканчиков и
рюмок с разноцветными жидкостями. Володя
взял со стола газету, развернул ее и прочел заглавие: «Figaro»… Газета издавала какой-то сильный и приятный запах. Потом он
взял со стола револьвер…
Борцов. Боже мой, да ведь я уже сказал тебе! Всё пропито! Откуда же я
возьму тебе? И неужто ты разоришься, если дашь мне в долг каплю водки?
Рюмка водки стоит тебе грош, меня же избавит она от страданий! Страдаю! Не блажь тут, а страдание! Пойми!
Ментиков. Нет, вы представьте себе эту новость: я уже шестую
рюмку пью, я уже совсем пьян! Катерина Ивановна, не браните меня сегодня: я уже шестую
рюмку пью… Вы икорки, икорки свежей
возьмите, редкостная икра, Яков Львович! Сам покупал у Елисеева.
Татьяна всё время за ужином посматривала нежно на мужа, ревнуя и беспокоясь, как бы он не съел или не выпил чего-нибудь вредного. Ей казалось, что он избалован женщинами, устал, — это ей нравилось в нем, и в то же время она страдала. Варя и Надя также были нежны с ним и смотрели на него с беспокойством, точно боялись, что он вдруг
возьмет и уйдет от них. Когда он хотел налить себе вторую
рюмку, Варя сделала сердитое лицо и сказала...
Кстати, я еще выпью, —
взял он графин, уже не прося дозволения, налил
рюмку и быстро опорожнил ее без закуски.
— Изволь, для приятеля расскажу, — заметил Федор Николаевич. Затем, выпив
рюмку водки и наполнив ее для Легкокрылого, он встал, подошел к комоду,
взял цилиндр и подал его ему.
Выпив еще две
рюмки водки, погуляв по комнате, заглянув в замерзшее окно, с подоконников которого уже начала стекать вода, Николай Иванович
взял маленький ящичек и присел на нем у бурчавшей и шипевшей печки. В открытую дверку на него пахнуло жаром. Шипение стихло, и желтые языки пламени, лениво нагибаясь, облизывали обуглившиеся поленья.